Спокойных дней не будет. Книга I. Не в этой жизни - Виктория Ближевская

– Соня, помилуй! – Николай сунул мокрый носовой платок в карман. – Куда ты так торопишься? Нужно поесть с дороги, переодеться. Мы все успеем.

– Все успеем, – эхом откликнулась молодая жена, пытаясь разглядеть невидимую реку. – Ты устал?

– Не сердись. – Профессор заметил хмурую морщинку между ее бровей. – Я хочу переодеться и попить чего-нибудь.

– Прости. Я ужасная эгоистка. – Соня первая устремилась к дому между ровных грядок с салатом и морковью. – Я тоже купила джинсы. Илья говорит, что приличные девушки не должны носить рабочую одежду. Но иногда мне хочется быть как все другие… неприличные девушки.

Она фыркнула на последней фразе, и Николай прикрыл ладонью глаза от солнца. Яркие лучи, отраженные от стекол дома, казалось, просвечивали ее насквозь. Соня почти бежала к крыльцу, и он поплелся следом в прохладу горницы за крахмальными клетчатыми занавесками.

– Что, если я надену шорты? – сказала она, покосившись через плечо, и продолжила копаться в чемодане. – Хотя там кусты и крапива. Ладно, пусть будут джинсы.

Она натянула короткую трикотажную майку, поддернула молнию и победно посмотрела на дверь.

– Все, я готова! Ах, ну да… Ты голодный. А что у нас на обед?

За обедом нагулявший аппетит профессор уплетал еще теплую картошку из чугунка, отламывал от толстого ломтя кусок хлеба, хрустел сорванным с грядки огурцом. Соня задумчиво скатывала в пальцах хлебные шарики, отрезала от огурца тоненькие кружочки и все время высматривала что-то за окном.

– Что там? – не выдержал муж и отогнул край занавески.

Огород ничуть не изменился, даже ветер не шевелил ветки деревьев, но Соня все равно не могла оторвать глаз от пейзажа.

– Просто красиво и необычно. Ты уже поел? Где тут моют посуду?

– Не думай о посуде. – Николай поцеловал нежное, едва тронутое северным загаром запястье. – Это моя забота. Ты все еще хочешь на реку?

Она вскочила со скамейки и бросилась к двери, как молодой пес, услышавший магическое слово «гулять». Однако, не почувствовав за спиной ответного энтузиазма, возле порога обернулась и виновато опустила глаза, пытаясь скрыть затаенную радость. Они прошли сквозь залитый солнцем огород и прохладно-тенистый сад и остановились перед незапертой калиткой, которая уже не первый год зарастала крапивой и бурьяном. Не без труда им удалось пробиться через заросли травы и покинуть обжитую территорию двора. За забором начинался спуск, и они с осторожностью продвигались среди сорняков, нащупывая под ногами тропинку. Сонина ладонь нетерпеливо подрагивала в его руке.

У воды резко пахло тиной, и Николай поморщился. Он еще помнил запахи детства, когда берега не были захламлены. Но Соня не замечала принесенных прибоем пивных банок и рваных пакетов с почти стертыми надписями «Чипсы». Она смотрела то ввысь, где неторопливо парили и лениво переругивались чайки, то на воду, которая серебристым потоком несла травинки и листья из затопленной березовой рощи, а потом обратила к мужу сияющие глаза.

– Такое раздолье! Какие краски! Если не смотреть в сторону пристани и не оборачиваться на деревню, то кажется, что никакого двадцатого века нет и в помине!

– И забыть, что дохнет рыба. Что затоплены луга и леса, – подхватил профессор.

– Все так плохо?

– А ты телевизор не смотришь?

– Почти нет. Илья говорит, что современный человек и так получает сплошные стрессы.

– Ну да, кого волнуют такие мелочи, – усмехнулся неприятно удивленный Николай. – Хотя у него производство. И проблемы экологии, наверняка, влетают ему в копеечку. Сейчас это все завязано в один клубок: деньги, политика, охрана природы.

– Наверное. – Растерявшаяся Соня пожала плечами и засомневалась, встать ли, по привычке, на сторону брата или, сообразуясь с новой ролью, поддержать мужа. – Он не говорит со мной о работе.

Теперь она смотрела на реку уже другими глазами, в один миг лишившись розовых очков. Николай ощутил неловкость оттого, что расстроил Соню, хотя в его планы это вовсе не входило.

– А о чем же тогда?

– Сложно сказать. – Она задумалась, пытаясь вспомнить хотя бы один серьезный разговор с братом, но память услужливо предлагала только милые пустяки. – Он все время занят или в отъезде.

Найдя для себя приемлемое объяснение, Соня осмотрела берег и уселась прямо на песок, обхватив колени руками. Николай примостился рядом.

– Значит, тебя растили мамки да няньки? – сменил тему он, мысленно нарисовав подобие резного терема, как на лубочных картинках в сказках о царских дочках.

– Нет, ты не думай! – спохватилась Соня, почуяв иронию в его словах. – Он очень хороший. Просто раньше у него было больше сил для семьи, а теперь все отнимает бизнес. И мы уже давно не дети.

– Так живет каждый, кто много работает.

Николай вспомнил бесконечные дни и ночи в клинике с такими же оторванными от личной жизни коллегами.

– Он особенный, – устремив глаза к другому берегу, возразила Соня. – Я бы не хотела другого отца. С ним так спокойно…

– Да ты влюблена в него! – со смехом догадался профессор.

– Перестань!

Соня похолодела от ужаса, что муж без труда раскрыл ее самую сокровенную тайну.

– Девочки нередко влюбляются в отцов. Обычный комплекс Электры, – без задней мысли сказал профессор, и у Сони отлегло от сердца. – И по той же причине отцы больше любят дочек, балуют их, ревнуют, отваживают женихов.

– Какая же это любовь, – неосторожно вздохнула она, – если выдаешь дочь замуж за один вечер.

Николай сцепил пальцы и с преувеличенным интересом принялся следить за высоким полетом одинокой чайки. Вернувшаяся в реальность Соня вдруг осознала бестактность сказанного и покосилась в его сторону, лихорадочно соображая, как исправить ситуацию.

– На реке чайки живут, как голуби в городе. – Он заговорил первым, чтобы как-то сгладить неловкость. – Роются в мусоре, питаются падалью. Но когда они вот так величественно парят, совсем об этом забываешь.

– Они как парусники на горизонте, – деревянным голосом отозвалась она, не сводя с мужа настороженного взгляда.

Он продолжал следить за фланирующей вдоль береговой линии птицей, воссоздавая в памяти образ облупившейся зеленой голубятни на окраине Киева сорок лет назад, когда Соня накрыла его руку своей.

– Коля…

Профессор встретился глазами с женой и забыл о небесах. Она, уловив перемену в его настроении, придвинулась ближе, обняла за шею, потянула к себе. Пачка сигарет, заправленная мимо кармана, упала рядом. Николай целовал жену, и ветер перебирал волосы у него на затылке. Чайка, уставшая наматывать в пустынном небе круги, как одинокий гонщик на ночном автодроме, шумно спустилась на берег и приблизилась к лежащим людям. Руки женщины пытались освободить мужчину от рубашки, и птица, пользуясь моментом, подобралась еще на несколько шагов к раздавленной пачке.

– Ты у меня красавица.

Под закрытыми веками она видела другого мужчину, чьи поцелуи сводили ее с ума далекой июньской ночью.

– Скажи еще, – с тихим стоном попросила она, закинув руки за голову и выгнувшись навстречу его поцелуям.

Янтарный птичий глаз отражал то мятую белую коробочку с торчащей из угла сигаретой, то две причудливо переплетенные на песке фигуры.

– Ты мое маленькое счастье. Я люблю тебя.

Тот, другой, никогда не баловал ее нежными словами. Ему было проще отчитать ее за провинность, чем похвалить и приласкать.

– И если когда-нибудь ты сможешь ответить мне взаимностью…

Пара неловких шажков, и загнутый клюв вцепился в оброненные сигареты. Чайка, зорко наблюдая за людьми, бочком отступила на безопасное расстояние, чтобы внимательнее рассмотреть свою находку.

– Я постараюсь быть тебе хорошей женой, как обещала Илье.

В тот же миг Николай потерял интерес к любовной игре на берегу. Сонина рука снова потянулась обнять его, но он поднялся, застегнул рубашку и облизнул пересохшие губы. Она безуспешно попыталась вернуть его на песок, но он отряхнул брюки и подал ей руку.

– Пойдем в дом. Ты сгоришь без привычки.

Соня секунду помедлила и ловким движением поднялась на ноги. Чайка, распотрошившая пачку и не нашедшая ничего полезного для себя, подняла к животу скрюченную лапу и обиженно втянула голову.

Николай подтолкнул жену вверх по тропинке к дому, и Соня понуро побрела назад, почти физически ощущая бурлящую в нем обиду. Старый сад больше не казался ей таинственным и красивым, а раскидистые деревья так и норовили вцепиться в волосы корявыми ветками. Уже на пороге профессор без слов прижал ее к себе и тут же отстранился, чтобы открыть дверь. Соня босиком прошла по теплому деревянному полу к железной кровати, занимавшей один из углов. Пять пузатых подушечек в белых кружевных наволочках покоились пирамидкой на разноцветном лоскутном покрывале.